Добавлено: Пт Май 26, 2017 12:01 am Заголовок сообщения: Кюхельбекер Вильгельм Карлович
ВИЛЬГЕЛЬМ КАРЛОВИЧ КЮХЕЛЬБЕКЕР
В.К. Кюхельбекер. Гравюра И. Матюшина с оригинала неизвестного художника. 1820 г.
(10.6.1797 — 11.8.1846).
Отставной коллежский асессор, литератор.
Родился в Петербурге.
Отец — статский советник Карл Кюхельбекер (28.12.1784 — 6.3.1809), саксонский дворянин, агроном, первый директор Павловска (1781—1789), был близок к Павлу I в последние годы его жизни; мать — Юстина Яковлевна Ломен (Lohmen, 20.3.1757 — 26.3.1841, в 1836 находилась во Вдовьем доме).
До 1808 жил в пожалованном отцу Павлом I эстляндском имении Авинорм, в 1808 по рекомендации дальнего родственника М.Б. Барклая-де-Толли определен в частный пансион Бринкмана при уездном училище г. Верро в Лифляндии, а в 1811 в Царскосельский лицей, окончил его с чином IХ класса (1-й выпуск, Кюхля) — 10.6.1817.
Зачислен вместе с Пушкиным в Коллегию иностранных дел, одновременно преподавал русский и латинский языки в Благородном пансионе при Главном Педагогическом институте (впоследствии 1 гимназия), вышел в отставку — 9.8.1820, выехал из Петербурга за границу секретарем при обер-камергере А.Л. Нарышкине (рекомендован А.А. Дельвигом) — 8.9. После пребывания в Германии и Южной Франции в марте 1821 приехал в Париж, где в антимонархическом обществе «Атеней» читал публичные лекции о славянском языке и русской литературе, их содержание вызвало неудовольствие правительства, и Кюхельбекеру было предложено немедленно возвратиться в Россию (По Тынянову, в Париже встречался с Сильвестром Броглио, который предлагал присоедениться к освободительному движению в Греции. Кюхельбекер согласился, но обстоятельства сложились против и он был вынужден вернуться в Россию - С.А.).
В конце 1821 назначен на Кавказ чиновником особых поручений при А.П. Ермолове с чином коллежского асессора, оставался в этой должности лишь до мая 1822 (в это время был очень дружен с А.С. Грибоедовым, находившемся там же ), когда после дуэли с Похвисневым вынужден был выйти в отставку и покинуть Тифлис.
Год жил в имении своей сестры Ю.К. Глинки — с. Закупе Духовщинского уезда Смоленской губернии, с 30.7.1823 поселился в Москве, где преподавал в Университетском пансионе и давал уроки в частных домах, занимаясь одновременно литературной деятельностью, в 1824—1825 издавал с кн. В.Ф. Одоевским сборник «Мнемозина», с апреля 1825 жил в Петербурге, сперва у брата М.К. Кюхельбекера (в казармах ), а с октября — с декабристом кн. А.И. Одоевским.
Крестьян не имел.
Член Вольного общества любителей российской словесности (сотрудник — 10.11.1819, действительный член — 3.1.1820).
Член преддекабристской организации «Священная артель» и Северного общества (ноябрь — декабрь 1825).
Активный участник восстания на Сенатской площади.
После разгрома восстания бежал из Петербурга, арестован при въезде в предместье Варшавы унтер-офицером Григорьевым — 19.1.1826, привезен в Петербург закованным — 25.1, помещен в Петропавловскую крепость («можно Кюхельбекера расковать. 26.1.1826»; «присылаемого Кюхельбекера посадить и содержать по-прежнему. 26.1.1826») в №12 Алексеевского равелина. С ним был арестован его крепостной слуга Семен Балашов, который был закован в железа, снятые с него 30.4.1826.
Осужден по I разряду и по конфирмации 10.7.1826 приговорен в каторжную работу на 20 лет, переведен в Кексгольмскую крепость — 27.7.1826, срок сокращен до 15 лет — 22.8.1826, доставлен в Шлиссельбургскую крепость — 30.4.1827.
По высочайшему повелению вместо Сибири отправлен в арестантские роты при Динабургской крепости — 12.10.1827 (приметы: рост 2 аршина 9 4/8 вершков, «лицом бел, чист, волосом черн, глаза карие, нос продолговат с горбиною»), прибыл туда — 17.10.1827, разрешено время от времени извещать мать письмами о себе — 5.8.1829, по высочайшему повелению (сообщено III отделению дежурным генералом Главного штаба 10.4.1831) отправлен под строжайшим присмотром через Ригу в Ревель — 15.4.1831 (прибыл туда — 19.4), где содержался в Вышгородском замке, откуда по распоряжению Главного штаба (27.4.1831) отправлен водою в Свеаборг в арестантские роты — 7.10.1831, прибыл туда — 14.10.1831.
По указу 14.12.1835 освобожден из крепости и обращен на поселение в г. Баргузин Иркутской губернии, куда доставлен 20.1.1836, по собственному ходатайству переведен в Акшинскую крепость — 16.9.1839, где давал уроки дочерям майора А.И. Разгильдеева (выехал из Баргузина в январе 1840), разрешен перевод в д. Смолино Курганского округа — 9.6.1844, выехал из Акши — 2.9.1844, прибыл в Курган (где и жил до отъезда в Тобольск) — 25.3.1845, разрешено на время отправиться в Тобольск для лечения — 28.1.1846, прибыл в Тобольск — 7.3.1846.
Умер в Тобольске, похоронен на Завальном кладбище.
Жена (с 15.1.1837)
— Дросида Ивановна Артенова (1817—1886), дочь мещанина, баргузинского почтмейстера.
Дети:
Федор (род. мертвым — 12.6.1838),
Михаил (28.7.1839 — 22.12.1879),
Иван (21.12.1840 — 27.3.1842)
и Юстина (Устинья, р. 6.3.1843) в замужестве Косова.
По всеподданнейшему докладу гр. А.Ф. Орлова Ю.К. Глинке разрешено взять к себе на воспитание оставшихся после смерти ее брата малолетних детей Михаила и Юстину с тем, чтобы они именовались не по фамилии отца, а Васильевыми — 8.4.1847.
Михаил под этой фамилией определен в Ларинскую гимназию — 1850, по окончании ее поступил в Петербургский университет на юридический факультет — 1855, в 1863 прапорщик Царскосельского стрелкового батальона.
По манифесту об амнистии 26.8.1856 детям дарованы права дворянства и возвращена фамилия отца.
Вдова Кюхельбекера жила в Иркутске, получая от казны пособие в 114 руб. 28 коп. серебром в год, по ходатайствам генерал-губернатора Восточной Сибири М.С. Корсакова и чиновника особых поручений при нем А. Макарова ей с 1863 выдавалось еще пособие от Литературного фонда по 180 руб. в год.
В сентябре 1879 она выехала в Казань, а затем в Петербург, после смерти сына возбудила ходатайство о восстановлении прежней пенсии, которая выплачивалась ей до отъезда из Сибири, ходатайство удовлетворено — 24.6.1881.
На ее похороны выдано по ходатайству кн. М.С. Волконского, сына декабриста, 150 рублей — 19.5.1886.
Сестры:
Юстина (12.7.1784 — 15.7.1871), замужем за Г.А. Глинкой, братом В.А. Глинки;
Юлия (ок. 1789 — после 1845), классная дама Екатерининского института;
брат: Михаил.
До восстания у Кюхельбекера была невеста, которая ждала его все годы заключения в крепостях. После выхода на поселение связь прервалась по обоюдному согласию. Возможно, что они пришли к выводу, что за годы разлуки стали совершенно чужими людьми.
ВД, II, 133-199; ГАРФ, ф. 109, 1 эксп., 1826 г., д. 61, ч. 9, 52; 1828 г., д. 255.
_________________ Основной форум "ДЕКАБРИСТЫ" : http://d1825.ru/
Добавлено: Пт Май 26, 2017 12:12 am Заголовок сообщения:
Алфави́т Боровко́ва
Цитата:
КЮХЕЛЬБЕКЕР Вильгельм Карлов
Коллежский асессор.
Принят в Северное общество в последних числах ноября 1825 года.
На совещаниях нигде не был; а 14 декабря, узнав о замышляемом возмущении, принял в оном живейшее участие; ходил в Московский полк и Гвардейский экипаж.
14-го декабря был в числе мятежников с пистолетом, целился в великого князя Михаила Павловича и генерала Воинова (уверяет, что, имея замоченный пистолет, он целилися с намерением отклонить других с лучшим оружием). По рассеянии мятежников картечами, он хотел построить Гвардейский экипаж и пойти на штыки, но его не послушали. После сего он скрывался побегом в разных местах, переодевшись в платье своего человека, и с ложным видом, в коем переправил год из 1823 на 1825. Пойман в Варшаве.
По приговору Верховного уголовного суда осужден к лишению чинов и дворянства и к ссылке в каторжную работу на 20 лет.
Высочайшим же указом 22-го августа повелено оставить его в работе 15 лет, а потом обратить на поселение в Сибири.
_________________ Основной форум "ДЕКАБРИСТЫ" : http://d1825.ru/
Добавлено: Пт Май 26, 2017 12:13 am Заголовок сообщения:
Антология одного стихотворения.
Кюхельбекер Вильгельм Карлович (1797–1846).
Вильгельм Карлович Кюхельбекер, для лицейских друзей просто Кюхля, явил в русской поэзии редчайший, если не исключительный, образ певца не Любви — главной темы всей мировой лирики, а Дружбы. Он был друг своих друзей, и каких друзей! Пушкина, Грибоедова, Баратынского, Дельвига, Рылеева... Он их не просто любил — он жил этой дружбой и ее отголосками до самой своей кончины в Тобольске. Он посвятил им едва ли не большинство своих сочинений. Он им прощал многое (при всей вспыльчивости натуры, отмеченной и подчеркнутой современниками): и шуточки в свой адрес, сызмала преследовавшие близорукого, нескладного юношу, и бесконечные пародии на выспренние, слишком восторженные ранние стихи. Прощал потому, что знал точно: друзья его любят не менее искренне, чем он их. А дружеские подначки — что ж, такова судьба, уж такой он, как видно, смешной уродился, и ничего с этим не поделаешь. Да и подначки эти не от злобы или желания унизить, а просто так, от радостного и беспричинного веселья, переполнявшего сердца молодых лицеистов. Это никоим образом нельзя считать бесхарактерностью, слабостью; доказательством тому не только частые вызовы на дуэль (с Пушкиным в том числе), кончавшиеся, как правило, мировой с пуншем и братскими объятиями, но и вся дальнейшая скорбногероическая судьба поэта.
Он один из немногих декабристов, на чьей совести не осталось ни малейшего пятна после долгих, тяжелейших допросов по делу 14 декабря, после многих лет в крепости и ссылке. А это говорит за себя, и говорит веско. Читая судебные материалы по делу декабристов, порою поражаешься: куда подевалась беззаветная отвага большинства «синих гусар», блистательных храбрецов с молодецкой выправкой? Нет, их не осуждаешь (да и нельзя судить!), но диву даешься — как они виноватились перед царем, перед следователями, как, часто невольно, по излишней доверчивости (врожденное благородство?), выдавали все новых и новых заговорщиков! И лишь единицы устояли, не выдав товарищей, подобно Лунину, Крюковым, тому же Кюхле. Это притом, что именно они не числились в «главных злодеях». А вот главныето, нередко со слезами раскаяния, говорили государю все, «начистоту». И в итоге новыми узниками полнились казематы.
Нет, Дружба воспринималась Кюхельбекером не только как один вечный праздник бытия, но и как суровый долг, как служение. Он лучше многих осознавал, что стоит за этим словом, и всей судьбой, всем творчеством заплатил за священное чувство. Печально, куда печальнее многих друзей, сложилась его судьба, ведь он остался на всю жизнь каторжанином. Сначала в тюрьме, потом на каторге, а потом в ссылке, где и окончил дни. Семья, хотя и была, и дети подрастали, не занимала основного места в жизни, равно как и недолгие любовные увлечения. Он был — Поэт, осознававший свою миссию как служение Богу и миру. Богу — покаяние, миру — песни и пророчества. Именно пророческая, высокая роль мыслилась им главенствующей в пути поэта. Отсюда, наверное, пафос, порой чрезмерный, в его стихах. Но это родовая, можно сказать, черта, без нее мы бы знали какогото другого поэта, а не Кюхельбекера, большую часть наследия которого составляют пафосные, эпические произведения — трагедии, поэмы, исторические драмы. Историческую трагедию «Прокофий Ляпунов» высоко ценил Пушкин, который всю жизнь болел душой за своего друга и помогал ему, чем и как только мог: ценными книгами, ходатайствами о публикациях в столице, поддерживал письмами и оказиями. «Прокофий Ляпунов» наиболее значительное и литературно совершенное сочинение Кюхельбекера. Эту драматическую трагедию и теперь не грех бы поставить на сцене — да кому и где?..
Лирика же его — ода Дружбе, ода, где пафос дружеского сочувствования восходит по степени накала до истинной любви — той чистой любви, которая, кажется, вынута в целости из горних сфер и явлена грешной земле. Немного поэтов в мировой литературе, столь верных этой теме, верных до конца, до могилы. Здесь уже не стиль, не метод, здесь — метафизика. И в одном из вершинных своих стихотворений — «Ангел», которое мы сегодня включили в нашу антологию, эта тема возведена до степени божественного. Соблазненный нечистым ангел, отпавший от сонма светлых друзей, тоскует более всего о них. Именно они приносят надежду, они восхищают его (пусть на время) и уносят в небеса, в потерянный рай. Не любовные, а дружеские объятия соратников и родных даже здесь, в потусторонней области, остаются самыми желанными и спасительными. Это очень болевые стихи. Не знаю, где еще с такой мукой и отчаянием сказано об отпавшей от рая душе. Здесь прочитывается хотя и неочевидный, но явно судьбинный, может быть, исторический подтекст. Умнейший же был, глубокий был человек Вильгельм Карлович, истинный патриот, настоящий знаток истории, народного творчества. Не мог он за долгие годы каторжных раздумий не осознать всей пагубности для России бонапартистских устремлений вожаков декабристов, да и своего раннего экстремизма. Нет, перед жандармами он не каялся и не собирался каяться. Его покаяние было совершенно иного порядка — высоко иерархического. И только потому он отваживается отождествить себя с падшим ангелом, тоскующим о другахбратьях, о Закупских лугах — прообразе рая для него, имении сестры поэта и ее мужа, где Кюхельбекер провел счастливейшие свои дни, о чем вспоминал всю жизнь как о земном рае. Лучшегото он и не видел, печальный рыцарь, «смешной» Кюхля, с высочайшим достоинством и силой духа одолевавший свою такую несмешную судьбу.
На небесах небес пред славою Господней
Блаженный некий ангел предстоял;
От звезд бесчисленных до мрака преисподней
Вселенную он взором обтекал;
И се — на темный шар свои низводит очи,
Где средь гробов и тлеющих костей
Витает человек, слиянье дня и ночи,
Брат Серафимов, брат червей.
И что же? Сатана, бессмертных искуситель,
Воздвигся, шумен, и покинул ад, —
И потряслась за ним бездонная обитель,
И он из проклятых навеки врат,
Ревущий, алчный лев, ловец ненасытимый,
Хулитель древний, темный, падший дух,
Вступает в светлый сонм, единым Богом зримый,
И шепчет ангелу в отверстый слух:
«Непостижимый — благ... Почто же на страданье
Он землю, дело рук своих обрек?»
Внял ангел: вдруг его померкнуло сиянье;
Уже он на земле, — он человек.
Борим боязнию, игралище надежды,
Он жизнию за грех казнится днем;
Но ночию, когда его сомкнутся вежды,
Воспомнив о товарище своем,
Толпою ангелы из рая прилетают,
Изгнанника на радужных крылах
Быстрее молнии в отчизну восхищают:
Он ангел вновь, — он вновь на небесах;
И видит он духов, страданьем омовенных,
Как золото, очищенных огнем,
И раздается песнь восторгом окрыленных:
«Отца страданий славим и поем!»
Увы! И я тужу, и я изгнан из рая:
Узрю ли, встречу ли мою семью?
По вам тоскую я, к вам руки простирая,
Блаженствую, когда я слезы лью.
И вы, родимые, вы брата посещали!
Я вас видал в златых, счастливых снах;
Являлись: исчезал туман моей печали;
Был с вами я, был в Закупских лугах. _________________ Основной форум "ДЕКАБРИСТЫ" : http://d1825.ru/
Добавлено: Пт Май 26, 2017 12:14 am Заголовок сообщения:
Е.В. Ваганова
Декабрист В. К. Кюхельбекер на поселении в Забайкалье, 1836-1844 гг.
Закончилось время заключения и пребывания декабриста В. К. Кюхельбекера в крепостях и ссылке, которое продлилось двадцать лет.
Подводя итоги пребывания декабриста в крепостях необходимо отметить, что 1825 год стал для Кюхельбекера годом гражданской смерти и суровым рубежом в его духовной и творческой судьбе. Десять лет одиночного заключения, потом десять лет ссылки - двадцать лет почти полной духовной и профессиональной изоляции, но вместе с тем упорного и плодотворного творческого труда.
Официальное разрешение на литературный труд было получено Вильгельмом Карловичем через три с половиной года после ареста; бумага, чернила и неофициальное разрешение - через два, в конце 1827 - начале 1828 года. До получения бумаги он пользовался грифельной доской или сочинял по памяти.
В Динабурге Кюхельбекером были созданы две части мистерии «Ижорский», цикл стихотворных притч и тюремных элегий «Песни узника». В крепости он переводил трагедии Шекспира «Макбет», «Король Генрих ГУ». Здесь же он проявляет особый интерес к польской культуре и начинает изучать польский язык.
В Ревеле декабрист начинает вести дневник, который был попыткой собственными силами преодолеть «заговор молчания», обрушившийся здесь на него. Ревельский дневник был утрачен еще при жизни поэта. За полгода, проведенных в Ревеле, Кюхельбекер создал несколько стихотворений и перевел комедию Шекспира «Укрощение строптивой».
Годы заключения Вильгельма Карловича в Свеаборге стали самыми тяжелыми в его тюремной жизни. Коменданту крепости было дано распоряжение разрешить декабристу читать и писать, но «иметь строжайший надзор за этими занятиями». Большая часть писем Кюхельбекера, уцелевших до настоящего времени, относится именно к свеаборгскому периоду. Переписка богата фактами о его творческой работе, которые значительно дополняют сведения, имеющиеся в дневнике. Эти письма опубликованы в сборниках «Литературное наследие» и «Декабристы и их время». В январе 1832 года Кюхельбекер начинает работу над сказкой - драмой «Иван, купечий сын», в марте - над романом «Последний Колонна» («Итальянец»), В мае у него возникает замысел поэмы «Вечный жид», три отрывка которой были готовы к декабрю 1835 года. 5 ноября 1832 года приступает к работе над поэмой «Юрий и Ксения», которую заканчивает в мае 1833 года, а в первой половине 1835 года перерабатывает ее. В Свеаборге Вильгельм Карлович продолжает переводить Шекспира, на этот раз его комедию «Венецианский купец» и трагедию «Король Ричард III».
Итак, литературное творчество В. К. Кюхельбекера в крепостях - свидетельство напряженной поэтической работы, которую не смогли остановить даже жесточайшие условия заточения. Десятилетняя тюремная изоляция В. К. Кюхельбекера была для него испытанием твердости духа и верности идеалам декабристского движения. Казалось бы слабый, импульсивный «Кюхля», не только не пал духом и впал в депрессию, но наоборот интенсивно занялся литературой; читал новые вышедшие произведения собратьев по перу, делал разбор прочитанного, сочинял стихи и прозу. Тюремные годы стали для декабриста годами мужества и проверки его творческой зрелости. Именно в крепостях были начаты самые значительные его произведения.
14 декабря 1835 года закончился десятилетний срок тюремного заключения Вильгельма Карловича Кюхельбекера в крепостях, в этот же день он был отправлен на поселение в Сибирь. Это произошло ровно через десять лет после восстания на Сенатской площади. В январе 1836 года поэт -декабрист прибыл в Баргузин.
Несмотря на тяжелое, далекое путешествие, Кюхельбекер приехал в Сибирь с самыми радужными надеждами. Он был счастлив от того, что может свободно гулять, наслаждаться окружающей природой, что для него закончилось одинокое, замкнутое в себе существование. Здесь он встретился с братом Михаилом Карловичем, который уже находился на поселении в Баргузине.
Но больше всего поэта радовала возможность заниматься литературным трудом. Он надеялся, что теперь сможет опубликовать свои произведения, хотя бы под псевдонимом. Однако мечтам не суждено было осуществиться. Несмотря на многочисленные просьбы и ходатайства, В. К. Кюхельбекер не получил право публиковаться. Да и творчество для него на поселении было сопряжено со многими трудностями. Не имея средств и возможности существовать литературным трудом, декабрист вынужден был заняться сельским хозяйством. Тем не менее, в Баргузине декабрист завел новые интересные знакомства с представителями сибирского общества. Но Вильгельма Карловича преследовали неудачи. Главным и первым сокрушительным ударом для Кюхельбекера в Баргузине стало известие о смерти друга - А. С. Пушкина. Вторым - отказ начальства публиковать свои произведения. Все это повлияло на психологическое состояние и здоровье декабриста. Третьим - осложнение отношений с братом Михаилом. Болезненная восприимчивость сложившихся обстоятельств, разочарование в жене и в баргузинском обществе, смерть Пушкина - все это привело к тому, что Кюхельбекер принял предложение Разгильдеева стать учителем его детей в Акше
Вильгельм Карлович от упоения свободой и восторга сибирской природой приходит к разочарованию. Он не смог адаптироваться в незнакомой для него мещанской среде заштатного городка с населением чуть более 300 жителей. И несмотря на то, что он пытался воспринять хозяйственную сторону их жизнедеятельности, но в силу болезненного состояния и отсутствия навыков, не мог этого сделать. Патриархальный уклад жизни его друзей -купцов, их духовные интересы были несоразмерны с интеллектом декабриста.
Еще один этап жизненного пути декабриста на поселении в Восточной Сибири прошел в Акше - Забайкальской пограничной крепости. С первых дней пребывания здесь Вильгельм Карлович обрел покой. Здесь ему наконец представилась возможность профессионально заниматься преподавательской практикой, знакомой ему по Петербургу и Москве, кроме того, эта практика хорошо оплачивалась, что давало ему относительную материальную независимость от родственников и позволило рассчитаться с баргузинскими кредиторами.
Последнее, думается, угнетало впечатлительного Вильгельма Карловича не менее, чем материальная зависимость от родных. Кюхельбекер мог с чувством выполненного долга ответить товарищам по движению, что несмотря на то, что он, изолированный от них на десять лет тюремным заключением, выполнил, на сколько ему позволяли обстоятельства и здоровье, программную установку декабристов - просвещение народа; давал частные уроки и участвовал в испытательных экзаменах в казачьем училище в Акше, а возможно и преподавал в нем. Кроме того, декабрист был зачинателем женского образования в Забайкалье. По нашим подсчетам, он за четыре года пребывания в Акше обучал 12 девочек как профессиональный педагог и обобщил свой опыт в статье «О терминологии русской грамматики», опубликованной еще при жизни декабриста в № 3 «Отечественных записок», и получившей положительный отзыв товарищей-декабристовИ. Д. Якушкина и Н. В. Басаргина.
В Акше Кюхельбекер попал совершенно в другую социокультурную среду. Если в Баргузине основное население составляли мещане и третьегильдийные купцы, то в Акше - люди других сословий - офицеры и казаки, образованные чиновники и ссыльные поляки.
Здесь, наконец, представилась возможность декабристу заниматься литературным творчеством, которое стимулировало и его непосредственное окружение - культурную среду - музыкант Константин Савичевский, семьи Разгильдеевых, Истоминых, учитель А. Я. Попов, наезжающие поэты-любители А. Н. Таскин, М. А. Дохтуров, И. С. Сельский, литератор-краевед А. А. Мордвинов, писатель-переводчик А. Краевский.
В Акше декабрист вновь установил связи с друзьями-декабристами: братьями Н. А. и М. А. Бестужевыми, И. И. Пущиным, Е. П. Оболенским, встречался и переписывался с сибирскими интеллигентами: А. И. Орловым, В. С. Шапошниковым, А. М. Курбатовым, писал В. А. Жуковскому и издателю А. Краевскому. С уверенностью можно сказать, что список адресатов декабриста неполный. Становится объяснимым тот факт, что в Акше поэт был деятельнее, чем в Баргузине. В первые два года здесь были созданы его лучшие произведения.
Здесь в Акше он успешно адаптировался в культурной среде и без сомнения способствовал активизации культурной жизни крепости, и как заметил А. А. Мордвинов: «культурная жизнь здесь несколько приютилась».
Акша на эти годы стала еще одним, после Нерчинска, культурным центром Забайкалья, благодаря личности и авторитету декабриста.
Но после отъезда семьи Разгильдеевых для декабриста прекратился основной источник дохода от преподавательской деятельности. В семье Кюхельбекера наступили материальные затруднения. Выходом из такого положения могла стать возможность публиковаться. Но мечте поэта при его жизни не суждено было осуществиться. Вильгельм Карлович вновь пребывал в состоянии душевного беспокойства и разочарования - это надломило его, и подорвало и без того ослабленное здоровье. Единственный выход из сложившейся ситуации Кюхельбекер видел в переезде в другое место, где он мог получить квалифицированную медицинскую помощь, которого он и стал добиваться. Результатом прошений стал перевод Вильгельма Карловича в Западную Сибирь. Так завершился еще один отрезок жизни декабриста-поэта.
Последние полтора года жизни Кюхельбекера прошли уже на поселении в Западной Сибири, в г. Кургане. Они были отмечены обострением прогрессирующей слепоты и чахотки. Тем не менее и здесь он еще пытался работать - помогал с переводами М. А. Фонвизину. Чувствуя приближение смерти, Вильгельму Карловичу все же хватило сил подвести итог своей жизни -составить литературное завещание.
В. К. Кюхельбекер, несомненно, сыграл свою положительную роль в общественном и культурном развитии края. Он участвовал в формировании культурной среды Забайкалья, но не менее важным было, конечно, и обратное воздействие на декабриста. Это влияние сказалось, например, в появлении новой тематики в творчестве поэта - природы Забайкалья. Кроме того, оно проявилось в интересе поэта-декабриста к этнографии и фольклору народов края. Все это нашло отражение в творчестве Вильгельма Карловича. Под влиянием декабристов, и Кюхельбекера в частности, в Забайкалье оживились культурные, краеведческие и литературные интересы. Он оказал, несомненно, воздействие на формирование местной литературы. _________________ Основной форум "ДЕКАБРИСТЫ" : http://d1825.ru/
Добавлено: Пт Май 26, 2017 12:17 am Заголовок сообщения:
Почему в Крыму А. С. Грибоедов думал о В. К. Кюхельбекере?
11 (23 по н. ст.) августа в Тобольске в возрасте сорока девяти лет умер Вильгельм Карлович Кюхельбекер (1797–1846) – русский поэт, декабрист, товарищ А. С. Грибоедова.
В симферопольском письме к С. Н. Бегичеву от 9 сентября 1825 года, рассуждая о предстоящем возвращении на службу в Грузию, Грибоедов спрашивал: «Отчего я туда пускаюсь что-то скрепя сердце?». И далее писал: «Увидишь, что мне там несдобровать, надо мною носятся какие-то тяжелые пары Кюхельбекеровой атмосферы, те, которые его отовсюду выживали, и присунули наконец к печатному станку Греча и Булгарина». Совершенно ясно, что эта замысловатая фраза была как-то связана с тем настроением, которое испытывал Грибоедов, уезжая из Крыма. Но какой смысл вкладывал в нее драматург и, главное, как «тяжелые пары Кюхельбекеровой атмосферы» в действительности соотносились с его крымской «ипохондрией», природа которой до сих пор не определена? Данный вопрос не становился предметом отдельного рассмотрения даже в тех исследованиях, которые целиком посвящены изучению личных и творческих связей Грибоедова и Кюхельбекера.
Оба литераторы сблизились в 1821 году на Кавказе, во время совместной службы в штабе генерала Ермолова. В скором времени их тесное общение переросло «в творческую дружбу, а со стороны Кюхельбекера и в поклонение, длящееся всю жизнь». Именно будущий декабрист, как явствует из его же собственных слов, видел, как создается «Горе от ума», и даже был первым, кому автор комедии «читал каждое отдельное явление непосредственно после того, как оно было написано». Значит, писатели действительно знали друг друга очень хорошо, и степень их взаимного доверия и правда была высока. Вот почему Грибоедов (и его ближайшее окружение, в которое также входил Бегичев), несомненно, лучше других представлял, что же такое кюхельбекерова атмосфера и каковы ее «пары».
Нет оснований сомневаться в том, что авторская метафора из письма за 9 сентября 1825 года должна была отражать самый конкретный смысл и предполагать несомненное понимание со стороны адресата. Здесь Грибоедов совершенно определенно пишет о своем состоянии. Им не просто описываются какие-то смутные ощущения, а прямо называются испытываемые чувства – драматург сравнивает их с теми, что «отовсюду выживали» его товарища. И речь в данном письме, несомненно, идет о некоторых обстоятельствах, которые многократно вынуждали Кюхельбекера самым решительным образом менять свою жизнь.
Научно-критическая литература об известном поэте-декабристе указывает на то, что подобных эпизодов, предшествовавших 9 сентября 1825 года, в его судьбе было немало. Известно, что с 1820 по 1822 годы из-за нескончаемых проблем с властями он сначала отправляется за границу, потом также спешно возвращается – чтобы вскоре удалиться на Кавказ, а затем оказаться в имении родной сестры на Смоленщине. С 1822 года количество переездов Кюхельбекера заметно сокращается, но его жизнь не становится легче: ввиду отсутствия денег скиталец не может ни сосредоточиться на творческой деятельности, ни сыграть долгожданной свадьбы. В итоге весной 1825 года он попадает в редакцию журнала «Сын Отечества», издатели которого, Н. И. Греч и Ф. В. Булгарин, немедленно поручают новому сотруднику выполнение самой нелегкой работы.
Как видно, «пары Кюхельбекеровой атмосферы» могут характеризоваться роковым переплетением жизненных трудностей, вызванных постоянными гонениями и крайней нуждой. Но самое главное в них то, что это совершенно разные обстоятельства: одни «отовсюду выживали» начинающего писателя, не имея прямого отношения к его безденежью, другие же, не будучи причиной вынужденных скитаний будущего декабриста, привели того «к печатному станку Греча и Булгарина». Какие же из этих проблем имел в виду Грибоедов и почему соотносил их с тягостным предчувствием от своего возвращения на Кавказ? Ведь фраза о его товарище в письме за 9 сентября 1825 года следует непосредственно после слов драматурга о возможности «несдобровать» на службе. Более того, данные высказывания формально объединены в одно предложение, а значит, неотделимы друг от друга и в представлении самого Грибоедова. Почему? Известные факты о жизненном пути Кюхельбекера позволяют найти ответ и на этот вопрос.
26 апреля 1822 года, работая в штабе русской миссии на Кавказе, будущий заговорщик «подает официальное прошение об увольнении». Спустя три дня его начальник А. П. Ермолов отправляет в столицу рапорт, где заявляется, что В. К. Кюхельбекер, «не прослужив положенного годового термина, уволен от продолжения здесь службы по болезненным припадкам». Наконец, молодому поэту выдается увольнительный аттестат с такими формулировками, которые делают почти невозможными его «дальнейшие попытки государственной службы».
Судя по всему, прославленный генерал Ермолов, известный своим либеральным отношением к сослуживцам, все же имел веские основания пойти на такой неоднозначный шаг. И мотивация, которая была указана им в рапорте за 29 апреля 1822 года, действительно отражала подлинную суть возникшей проблемы. Ведь из-за болезни, перенесенной в 1807 году, Кюхельбекер постоянно страдал от глухоты, которая, по мнению некоторых, и привела к тому, что «болезненные припадки вспыльчивости» вскоре сделались почти бессменными спутниками его жизни. Так, 18 декабря 1821 года будущий декабрист сообщает в одном из писем: «Мое здоровие приметно поправляется». А 1 октября 1822 года его состоянием интересуется уже Грибоедов: «Из последнего [письма – С. М.], от 22-го августа, вижу, что у тебя опять голова кругом пошла».
Поводом, вынудившим В. К. Кюхельбекера покинуть Грузию, по традиции принято считать его дуэль с одним из местных чиновников – Н. Н. Похвисневым, который приходился «дальним родственником Ермолова». В этом случае причины, из-за которых генералу пришлось уволить молодого писателя с таким неудобным аттестатом, становятся вполне понятными.
Наибольший интерес в свете изложенного, однако, вызывает другое обстоятельство. Н. Н. Муравьев, также находивший при А. П. Ермолове и лично знавший скандального поэта, вспоминал об апрельских событиях 1822 года буквально следующее: «Грибоедов причиною всего, и Кюхельбекер действовал по его советам».
Детали этого важного инцидента до сих пор не известны. Весьма туманно пишет о происшествии и полковник Муравьев: «На днях они поссорились у Алексея Петровича, и как Похвиснев не соглашался выйти с ним на поединок, то он ему дал две пощечины». И еще: «Алексей Петрович, узнавши о сем, очень сердился, сказав, что Кюхельбекера непременно отправит отсюда в Россию, а между тем велел, чтобы они подрались». Из этих заметок явствует, что генерал А. П. Ермолов не запретил дуэли, но свое обещание избавиться от незадачливого сослуживца все же сдержал.
Из-за скандального поединка в Тифлисе Кюхельбекер так и не сможет хорошо устроиться в дальнейшем. Будто в подтверждение этому Е. А. Энгельгардт, близко знавший поэта, заявит в одном из своих писем к последнему: «... Происшествие у Ермолова и удаление от него не в твою пользу». Определенную ясность в связи с этими обстоятельствами приобретает и выражение «пары Кюхельбекеровой атмосферы» из письма Грибоедова к Бегичеву за 9 сентября 1825 года. Вероятнее всего, здесь автор «Горя от ума» подразумевал именно те внезапные припадки вспыльчивости (но никак не безденежье и тем более не общественно-политическую деятельность), которые всю жизнь преследовали его товарища и подталкивали к постоянным конфликтам с окружающими (в столицах, за границей, на Кавказе), лишали достойной службы и «присунули наконец к печатному станку Греча и Булгарина».
Литература:
Минчик С. С. Грибоедов и Крым. Симферополь, 2011. С. 85–89. _________________ Основной форум "ДЕКАБРИСТЫ" : http://d1825.ru/
Добавлено: Пт Май 26, 2017 12:18 am Заголовок сообщения:
Кюхельбекер и Шекспир.
Захаров Н.В.
Аннотация: В статье показано, что Шекспир играл одну из наиболее существенных ролей в тезаурусе В. Кюхельбекера, проявившего глубокое понимание идей и образов английского драматурга.
Ключевые слова: Шекспир, Кюхельбекер, русская литература, английская литература, русско-английские литературные связи, тезаурусный подход, шекспиризм.
Исследование выполнено в рамках проекта «Идея "шекспиризма" в русской литературе XIX века: Пушкин и Достоевский», осуществляемого при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ) (№07-04-00182а).
Среди современников Пушкина Вильгельм Кюхельбекер был одним из наиболее страстных и последовательных поклонников Шекспира. Несмотря на то, что в силу скорее политических, нежели творческих, причин, большинство из его переводов так и не сыграло определяющей роли в формирование «русского Шекспира» в тезаурусе отечественной культуры, были, в большинстве своем, недоработаны, незавершенны и неопубликованы, оригинальное художественное творчество Кюхельбекера, критические суждения о природе шекспировской драматургии несут в себе отблеск шекспировского гения.
Его отец Карл фон Кюхельбекер был родом из Саксонии, учился в Лейпциге одновременно с Гёте, которого знал лично[1]. Кюхельбекер-сын считал Гёте величайшим поэтом, а Шекспира ставил выше «однообразного Байрона»[2]. Ю. Н. Тынянов и Ю. Д. Левин отнесли первое знакомство В. К. Кюхельбекера с творчеством Шекспира к периоду его пребывания в Грузии (1821–1822 гг.)[3].
Похоже, что фигурой, которая могла оказать наиболее существенное влияние на Кюхельбекера в возбуждении его интереса к творческому наследию Шекспира мог оказаться А. С. Грибоедов[4]: «Грибоедов заставляет пересмотреть Кюхельбекера вопрос о достоинстве драматической поэтики Шиллера и заняться изучением Шекспира, причем Шекспир — в особенности в исторических хрониках — так и остается до конца именем, которое Кюхельбекер не перестает противопоставлять Шиллеру в борьбе против влияния драматургии Шиллера... От Грибоедова исходит требование «народности» литературы, всецело принятое Кюхельбекером»[5].
Грибоедов был одним из авторитетнейших англоманов в России, свидетельства о его репутации как о поклоннике творчества Шекспира можно найти в личных письмах[6] и воспоминаниях современников[7]. С сентября 1826 г. по май 1827 г. в Грузии он работал над трагедией «Грузинская ночь», где есть сцена духов, которую французский исследователь А. Лирондель в книге «Шекспирв России» («Sheakespeare en Russie, Étude de littérature comparée») сопоставил со сценой ведьм в «Макбете»[8] и заклинаниями злых духов перед последним сражением Жанны д'Арк в «Генрихе VI» Шекспира[9].
На начальном этапе Кюхельбекер осваивал Шекспира в немецких «романтических» переводах, поскольку английским языком на достаточном уровне он овладел позже (напомним, что немецкая романтическая интерпретация творчества английского драматурга восходит к работам Гердера и Гёте).
Из Шекспира он черпал материал для оригинального творчества. Так, в драматической шутке «Шекспировы духи», написанной в 1824 г. (опубликована в 1825 г.), автор смешивает фантастические персонажи пьес английского драматурга «Сон в летнюю ночь» и «Буря», пересаживая их на отечественную культурную почву, придает им русский колорит. Таким образом, освоение шекспировских открытий принимало у Кюхельбекерапародийную форму. Ещё в 1825 г. Кюхельбекер предлагал В. А. Жуковскому[10] осуществить совместный перевод «Макбета», но Жуковский не заинтересовался этим проектом[11]. Ю. Д. Левин предположил, что тогда поэт собирался перевести не оригинальную шекспировскую пьесу, а шиллеровскую переделку трагедии[12].
После поражения восстания декабристов именно драмы и исторические хроники Шекспира помогли Кюхельбекеру пережить тяжелые годы одиночества, по-новому осмыслить историко-политические предпосылки личной трагедии. Заключение в крепость не умалило интереса Кюхельбекера к изучению творчества английского драматурга. Стремясь узнать подлинного Шекспира, он в первый же год своего заточения усиленно занимается английским языком[13]. С 1828 по 1836 г. опальный декабрист трудится над переводами Шекспира — переводом исторической хроники «Ричард II» (сентябрь-октябрь 1828 г., черновой вариант) и трагедии «Макбет» (ноябрь-декабрь того же года, позже в ссылке Кюхельбекер переработал перевод первых трех актов), первой части «Генриха IV» (осень 1829-январь 1830, неизвестно, был ли закончен перевод второй части); трагедии «Ричард III» (май-сентябрь 1832 г., перевод заново редактировался в 1835–1836 гг.); «Венецианского купца» (август-сентябрь 1834 г., переведен только до середины второго акта). Неосуществленными остались переводы «Короля Лира» и «Двух веронцев», выполнить которые Кюхельбекер собирался в 1832–1833 гг.[14]
Сам поэт считал достойными к публикации далеко не все свои переводы. В литературном завещании, продиктованном И. И. Пущину 3 марта 1846 г., он, упоминая первые три акта второй редакции «Макбета» и «Ричарда III», просил: «Истребить, если не успею переправить»[15] «Генриха IV». Переводческий опыт Кюхельбекера был уникальным по своим масштабам для России первой половины XIX века. Жаль, что этим трудам не было суждено занять достойного места в отечественной культуре. Сегодня они представляют интерес лишь для узкого круга специалистов, рукописи его переводов не изданы и хранятся в рукописном отделе Российской государственной библиотеки (ф. 218, картон 362).
Шекспировское наследие Кюхельбекера не ограничивается одной оригинальной драматической шуткой, его переводами «Макбета», I и II частей «Генриха IV», «Ричарда II»; «Ричарда III» и незаконченного «Венецианского купца»; до нас дошли не менее интересные замечания поэта, его мнения, высказанные в письмах и публицистических статьях. Так, еще при жизни Кюхельбекера в седьмом номере «Литературной газеты» (1830), который совместно с О. М. Сомовым подготовил к печати Пушкин, без указания автора вышла статья Кюхельбекера «Мысли о Макбете» (с. 52–53)[16]. Другая статья «Рассуждение о восьми исторических драмах Шекспира и в особенности о Ричарде III» (1832) увидела свет только в 1963 г.[17]
Еще в первой половине 1820-х годов Кюхельбекер заинтересовался сонетной формой. В дошедших до нас одиннадцати сонетах, которые он не переставал писать вплоть до самой смерти в Тобольске 11 августа 1846 г., поэт передал евангельскую историю рождения и смерти Иисуса Христа.
Можно предположить, что интерес к Шекспиру отчасти отражал своеобразное творческое состязание, которое существовало между Кюхельбекером и Пушкиным еще с лицейской поры. Напомним, что Кюхельбекер нередко опережал своего одаренного приятеля. Так, если принять гипотезу Р. Г. Назарьян, Вильгельм Кюхельбекер стал первым поэтом из круга лицеистов, чью оду «На взятие Парижа» опубликовали в 1814 г. в июньской книжке «Вестника Европы» под псевдонимом «Руской». Он же, по мнению исследователя, выступает адресатом пушкинского послания «К другу стихотворцу»[18], где юный поэт поучает своего «друга», давая ему суровую отповедь[19]. Отношение двух товарищей чуть не переросли в открытое противостояние, когда вспыльчивый Кюхельбекер, обидевшись на шутку, вызвал Пушкина на дуэль.
Л. Поливанов обратил внимание на сходство черт характера Ленского и Кюхельбекера в сцене, когда поэт вызывает Онегина на дуэль: «Вспыльчивость Кюхельбекера, который и в лицее порою выходил из себя от товарищеских шуток над ним, не чужда и Ленскому. К довершению сходства — самому Пушкину суждено было драться на дуэли с этим другом своего детства — и первый вызвал Кюхельбекер»[20]. Но, к счастью, Кюхля оказался мудрее литературного героя и примирился с однокашником.
Существенно, что у Пушкина и Кюхельбекера обнаруживается определенная синхронность в творческом обращении к наследию Шекспира. Оба приятеля почти в один и тот же момент с усердием принимаются за изучение пьес англичанина, учатся ради этого английскому языку, одновременно выражают свой «шекспиризм» в оригинальном творчестве («Борис Годунов», «Граф Нулин» и «Шекспировы духи», 1824–25 гг.), предпринимают попытки перевода. Пушкин и Кюхельбекер становятся ярким примером дружеского освоения гениальных уроков Шекспира, которые они воплотили в оригинальном творчестве, каждый соразмерно своему дарованию и исторической судьбе.
Рецепция Шекспира в творческой деятельности Кюхельбекера еще раз доказывает, что Шекспир играл одну из наиболее существенных ролей в тезаурусе писателей «золотого века русской поэзии».
[1] См. Руденская М., Руденская С. Они учились с Пушкиным. Л., 1976. С. 63.
[2] См.: Мнемозина, 1824. Ч. II. С. 41. Ср. Там же. Ч. III. С. 173. Об оценке Шекспира и Байрона у Кюхельбекера см.: Мордовченко Н. И. В. К. Кюхельбекер как литературный критик // Ученые записки Ленинградского государственного университета. N 90. Серия филологических наук, вып. 13. Л., 1948. С. 75–76, 82–84. Его же. Русская критика первой четверти XIX века. М.; Л.: Изд. АН СССР, 1959. С. 395–396, 402–404.
[3] Левин Ю. Д. [Вступительная статья к «Рассуждению В. К. Кюхельбекера об исторических драмах Шекспира] // Международные связи русской литературы: Сб. статей под ред. М. П. Алексеева. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1963.
[4] Хотя первая короткая встреча Кюхельбекера с А. С. Грибоедовым состоялась еще летом 1817 г., начало их серьезного общения датируется декабрем 1821 г.
[5] Тынянов Ю. Н.Пушкин и Кюхельбекер // [А. С. Пушкин: Исследования и материалы] / План тома, организация материала, литературная редакция, подбор материала и оформление И. С. Зильберштейна и И. В. Сергиевского. М.: Журнально-газетное объединение, 1934. С. 350.
[6] Грибоедов А. С. Письмо Бегичеву С. Н., <июнь> // Грибоедов А. С. Сочинения. М.: Худож. лит., 1988. С. 495–498.
[7] Бегичев С. Н.Записка об А. С. Грибоедове // А. С. Грибоедов в воспоминаниях современников. М.: Федерация, 1929. С. 9.
[8] См.: Грибоедов А. С. Полное собрание сочинений: В 3 т. / Под ред. и с прим. Н. К. Пиксанова и И. А. Шляпкина. СПб., 1911. Т. 1. С. 303.
[9] См.: Левин Ю. Д. Шекспир и русская культура. М.; Л., 1965. С. 137–138.
[10] «Бывают странные сближения», и одним из них является то, что на одном листе (28 ПД 831) пушкинской тетради еще в 1821 г. одновременно изображены Шекспир, Жуковский и Кюхельбекер.
[11] См. недатированное письмо В. А. Жуковского к Кюхельбекеру (которое Ю. Д. Левин отнес к концу 1825 г.): Русская старина. 1902. Т. СХ, апрель. С. 178.
[12] Левин Ю. Д. Указ. соч.
[13] См.: Русская старина. 1875. Т. XIII, июль. С. 349.
[14] См.: Левин Ю. Д. В. К. Кюхельбекер –– переводчик Шекспира // Шекспировский сборник. 1967. М., 1968, с. 44–59; Его же. «Макбет» Шекспира в переводе В. К. Кюхельбекера // Шекспир В. Макбет. Пер. В. К. Кюхельбекера. / Памятники культуры. Новые открытия, 1981. Л.: Наука, 1983.
[15] Кюхельбекер В. К. Лирика и поэмы. Л., 1939. Т. I. С. LXXVIII.
[16] Ю. Д. Левин установил, что эта статья являлась предисловием к переводу «Макбета», выполненному им в ноябре–декабре 1828 г. См.: Левин Ю. Д. В. К. Кюхельбекер — автор «Мыслей о Макбете» // Русская литература. 1961. № 4. С. 191–192.
[17] Левин Ю. Д. [Вступительная статья к «Рассуждению В. К. Кюхельбекера об исторических драмах Шекспира].
[18] Назарьян Р. Г.Вильгельм Кюхельбекер как адресат послания Пушкина «К другу стихотворцу» и автор оды «На взятие Парижа»: (Опыт гипотетического исследования) // Временник Пушкинской комиссии / АН СССР. ОЛЯ. Пушкин. комис. СПб.: Наука, 1993. Вып. 25. С. 93–106.
[19] См.: Вестник Европы. 1814. Ч. 75, № 12. С. 272–274; Ч. 76, № 13. С. 712.
[20] См.: Пушкин А. С. Сочинения / Изд. Л. Поливанова. Т. III. М., 1887. С. 47.
Захаров Николай Владимирович — кандидат филологических наук, доктор философии (PhD), ученый секретарь — ведущий научный сотрудник Института гуманитарных исследований МосГУ, академик МАН (IAS, Инсбрук). _________________ Основной форум "ДЕКАБРИСТЫ" : http://d1825.ru/
Добавлено: Пт Май 26, 2017 12:19 am Заголовок сообщения:
Кюхельбекер Вильгельм Карлович (1797 - 1846), поэт, прозаик.
Родился в дворянской семье обрусевших немцев.
Отец его - Карл фон Кюхельбекер, из саксонских дворян, некоторое время был приближен к Павлу I. Мать, урожденная фон Ломен, была в свойстве с М.Б. Барклаем-де-Толли. В одном из писем Кюхельбекер признался: "По отцу и матери я немец, но не по языку: до шести лет я не знал ни слова по-немецки; природный мой язык - русский..."
Детство провел в Эстонии, где семья поселилась после отставки отца.
В 1808 был отдан в частный пансион, а через три года поступил в Царскосельский лицей, где его друзьями стали Пушкин и Дельвиг.
Вильгельму Кюхельбекеру в жизни крупно повезло один только раз, когда в 1811 году он стал лицеистом, одноклассником Пушкина. Вся его последующая жизнь - череда поражений, неудач, физических и душевных страданий.
В Лицее над ним издевались. Нескладная внешность: высокий рост, худоба, длинный нос, туго-ухость; нескладный характер: простодушие и вспыльчивость; нескладные стихи: очень уж высокопарные и тяжеловесные - все это высмеивалось самым безжалостным образом. Вильгельма снабжают шлейфом обидных прозвищ: Кюхля, Кюхель, Гезель, Бехеркюхель.
"Вы знаете, что такое Бехелькюхериада? Бехелькюхериада есть длиннейшая полоса земли, страна, производящая великий торг мерзейшими стихами; у нее есть провинция "Глухое Ухо",- так утонченно измывались юные острословы над Кюхельбекером. И довели его до того, что неуклюжий долговязый Вильгельм попытался утопиться в царскосельском пруду, насилу вытащили - мокрого, несчастного, облепленного вонючей тиной. Однако и не любили лицеисты никого так, как Вильгельма. Пущин и Пушкин стали его друзьями:
Служенье муз не терпит суеты;
Прекрасное должно быть
величаво:
Но юность нам
советует лукаво,
И шумные нас радуют мечты:
Опомнимся - но поздно!
И уныло
Глядим назад,
следов не видя там.
Скажи, Вильгельм,
не то ль и с нами было,
Мой брат родной по музе,
по судьбам?
При выпуске из Лицея Кюхельбекер получает чин титулярного советника, серебряную медаль и завидный аттестат. Вместе с Пушкиным и будущим канцлером князем А.М. Горчаковым он становится чиновником российского внешнеполитического ведомства. В 1820 г. Вильгельму улыбается судьба: в качестве личного секретаря он сопровождает в поездке по Европе обер-камергера А.Л. Нарышкина. В Германии Кюхельбекера принимает великий Гете, некогда дружный с его отцом.
В Париже Кюхельбекер выступает с лекцией о русском языке: "История русского языка, быть может, раскроет перед вами характер народа, говорящего на нем. Свободный, сильный, богатый, он возник раньше, чем установилось крепостное рабство и деспотизм, и впоследствии представлял собою постоянное противоядие пагубному действию угнетения и феодализма".
Вольные слова были замечены "кем надо", Кюхельбекера отозвали в Россию. Он возвращается на службу, оказывается у генерала Ермолова на Кавказе, знакомится там с А.С.Грибоедовым, успевает стреляться на дуэли... Ах, недаром писал о нем лицейский наставник: "Гневен, вспыльчив и легкомыслен; не плавно выражается и странен в обращении...".
Друзья помогли ему поступить на службу к генералу Ермолову, и он в 1821 отправился на Кавказ, в Тифлисе встретился и подружился с А. Грибоедовым. Однако уже в мае 1822 подал прошение об увольнении и уехал к сестре в имение Закуп Смоленской губернии. Здесь пишет несколько лирических стихотворений, заканчивает трагедию "Аргивяне", сочиняет поэму "Кассандра", начинает поэму о Грибоедове.
Обстоятельства материального порядка побудили его летом 1823 приехать в Москву. Поэт сблизился с В. Одоевским, вместе с которым издает альманах "Мнемозина", где печатались Пушкин, Баратынский, Языков. Кюхельбекер пишет стихи о восстании в Греции, на смерть Байрона, послания Ермолову, Грибоедову, стихотворение "Участь русских поэтов".
14 декабря 1825 года Вильгельм Кюхельбекер - на Сенатской площади. Он пытается стрелять в Великого Князя Михаила Павловича, но пистолет дважды дает осечку. Будь пистолет исправен, висеть Кюхельбекеру 13 июля 1826 года на кронверке Петропавловки - шестым, с Пестелем, Рылеевым, Каховским. Это даже не пушкинский вздох: "И я б так мог...", Кюхельбекер именно МОГ, и получил по максимуму: десять лет в каменных мешках Шлиссельбурга, Динабурга, Ревеля, Свеаборга.
После десяти лет одиночного заключения он был сослан в Сибирь. Однако и в крепости, и в ссылке он продолжал заниматься творчеством, создав такие произведения, как поэма "Сирота", трагедии "Прокофий Ляпунов" и "Ижорский", повесть "Последняя Колонна", сказку "Иван, купецкий сын", воспоминания "Тень Рылеева", "Памяти Грибоедова". Некоторые из его произведений Пушкину удалось напечатать под псевдонимом. После смерти своего великого друга Кюхельбекер потерял и эту возможность.
В 1837 году Вильгельм Карлович женился на Дросиде Ивановне Артеневой, дочери баргузинского почтмейстера. Их семейная жизнь не была счастливой: первенец родился мертвым, душила нужда, изводило вымогательство тестя. В 1845 году Кюхельбекер ослеп. Умер он в Тобольске, 11 августа 1846 года. Там, в Тобольске, постоянно навещал его местный скромнейший чиновник Петр Ершов - автор бессмертного "Конька-горбунка". Пушкин, Дельвиг, Пущин, Ермолов, Грибоедов, Гете, Ершов - каков круг общения!
Литературное наследие Кюхельбекера огромно, но почти не востребовано потомками. Как поэт он, пожалуй, неинтересен. Но очарование его личности несомненно - перечитайте "Кюхлю" Юрия Тынянова. _________________ Основной форум "ДЕКАБРИСТЫ" : http://d1825.ru/
Добавлено: Пт Май 26, 2017 12:19 am Заголовок сообщения:
Пушкин и Кюхельбекер.
Одним из одноклассников Пушкина в Лицее был Вильгельм Карлович Кюхельбекер (1797-1846), родившийся в Лифляндии (территория части нынешних Латвии и Эстонии) в семье обрусевших немецких дворян. В Лицее у него было прозвище Кюхля. Был он долговяз, нескладен и застенчив, за что получал свою порцию насмешек от одноклассников.
Впрочем, вообще к нему они относились хорошо. Вот что написано о нём в "Русском биографическом словаре"(1896—1918, изд. Русского исторического общества):
Уже в Лицее проявилась его страсть к стихотворству, но он долго не мог справиться с техникой нашего стихосложения, за что подвергался частым насмешкам со стороны своих знаменитых впоследствии товарищей; в стилистических же погрешностях против русского языка его упрекал совершенно основательно A. И. Тургенев даже в 1820-х годах. Но как доброго, милого товарища Кюхельбекера очень любили его однокашники, в числе которых были Пушкин, Дельвиг, Пущин, барон Корф и др. К Кюхельбекеру-юноше влекло всех, его знавших, его способность искренне увлекаться, его чувствительность, доброта сердца, доверчивость; этих черт не изгладили в его характере даже и тяжкие испытания, какие выпали на долю злополучного писателя в продолжение его жизни. Грибоедов писал о нем: «он отдается каждому встречному с самым искренним увлечением, радушием и любовью»; Жуковский говорил ему: «вы созданы быть добрым... вы имеете нежное сердце»; кн. Вяземский находил в нем «много достойного уважения и сострадательности»; для Пушкина он был всегда «лицейской жизни милый брат». Да и весь круг его знакомых, среди которых были чуть ли не все выдающиеся наши писатели того времени (Пушкин, Жуковский, Дельвиг, Гнедич, Баратынский, Грибоедов, Одоевский, Тургенев, кн. Вяземский и др.) всегда относился к нему с радушием, все сострадали ему в его несчастиях, столь часто его постигавших, и все, чем могли, старались облегчить его существование. В 1823 г. В. И. Туманский писал ему: «какой-то неизбежный fatum управляет твоими днями и твоими талантами и совращает те и другие с прямого пути».
То ли в 1817, то ли в 1818 году - до сих пор точно это не установлено, Пушкин написал эпиграмму:
За ужином объелся я,
А Яков запер дверь оплошно –
Так было мне, мои друзья,
И кюхельбекерно и тошно.
Сделал он это не со зла - Кюхельбекер, Дельвиг и Пущин были его лучшими друзьями. Однако, Кюхля обиделся и вызвал Пушкина на дуэль.
Как пишет Юрий Тынянов, первые сведения об этой дуэли зафиксированы на рассказе одноклассника Пушкина Фёдора Матюшкина и записке Даля о дуэлях Пушкина, написанном вскоре после кончины Пушкина. Сведения эти опубликованы историком Петром Бартеневым: "Кюхельбекер стрелял первым и дал промах. Пушкин кинул пистолет и хотел обнять своего товарища, но тот неистово кричал: стреляй, стреляй! Пушкин насилу его убедил, что невозможно стрелять, потому что снег набился в ствол. Поединок был отложен, и потом они помирились".
Тот же Тынянов приводит другую версию, согласно которой дуэль была, но не между Пушкиным и Кюхельбекером:
В 1875 г. в «Русской Старине», № 6 были опубликованы «Биографические заметки о Кюхельбекере, собранные редакцией при содействии его семейства» (делается ссылка на сына Михаила Вильгельмовича Кюхельбекера, дочь Юстину Вильгельмовну Косову и племянницу Александру Григорьевну Глинку). В основу этих заметок легла в достаточной степени искаженная (а кое-где и дополненная) редакцией рукопись Ю. В. Косовой, представляющая в основном полемику с появившимися в 1858 г. «Записками» Греча.
В записке своей об отце Ю. В. Косова между прочим пишет: «В лицее подружился он со многими из своих товарищей и остался с ними в сношениях до самой смерти, несмотря на различие их последующей судьбы, [короче всех сошелся он с Пушкиным, Дельвигом, Горчаковым, Яковлевым]; на долю большей части из них выпали почести и слава, на его — заточение и изгнание. Один только из них И. Ив. Пущин был его товарищем не только на скамьях лицея, но и в рудниках Сибири. О дружбе его с Пушкиным остались более достоверные и благородные памятники, чем пустое четверостишие, приведенное Гречем. Во многих отдельных стихотворениях, особенно в одах своих на 19-ое Октября (Лицейские Годовщины) Пушкин с любовью и уважением упоминает о товарище своем, называя его своим братом «по Музе и Судьбе». Кстати упомяну здесь — и о дуэли, которую Кюхельбекер имел по словам Греча с Пушкиным — [в действительности] она если существовала, то только в воображении Г-на Греча или вернее всего придуманна просто им в виде остроумного анекдота. — Еще в лицее, или тот час же по выходе из него Кюхельбекер действительно дрался с одним из своих товарищей — да только не с Пушкиным, а с Пущиным; верно Греча сбила схожесть фамилий (безделица!). Причина поединка мне неизвестна, знаю только, что он не помешал их обоюдному уважению и что я и теперь обязана И. И. Пущину возможностью издать бумаги отца, так как они были собраны и сохранены им».
Недооценивать это свидетельство дочери не приходится главным образом вследствие особых отношений детей Кюхельбекера к Пущину, после смерти отца опекавшему их; это же позволяет категорическое высказывание Косовой возводить к личному рассказу Пущина.
Тем не менее факт какой-то ссоры Пушкина и Кюхельбекера, так или иначе связанный с дуэлью, приходится считать установленным, вследствие наличия прямых свидетельств Матюшкина и Даля, на которые ссылается Бартенев.
14 декабря 1825 года Вильгельм Кюхельбекер был среди декабристов на Сенатской площади. Он пытается стрелять в Великого Князя Михаила Павловича, но пистолет дважды дает осечку. Эта осечка спасла жизнь двоим - и самому Михаилу Петровичу, и Кюхельбекеру - в случае успешного выстрела он был бы шестым повешенным декабристом. Кюхельбекер бежал и, намереваясь скрыться за границу, прибыл в Варшаву, где был узнан по приметам, сообщенным его бывшим другом — Булгариным. Приговоренный к смертной казни, он был помилован по просьбе великого кн. Михаила Павловича, и осужден на вечные каторжные работы, замененные одиночным заключением в крепости.
12 октября 1827 года по указу царя из Шлиссельбургской крепости Кюхельбекер был отправлен в арестантские роты при Динабургской крепости(ныне в Даугавпилсе, Латвия).
13 октября, за неделю до ежегодной лицейской встречи 1827 года, Пушкин выехал из Михайловского в Петербург. 14 октября случилась неожиданная встреча Кюхельбекера и Пушкина на глухой почтовой станции Залазы.
"Мы кинулись друг другу в объятия, - записал потом в дневнике Пушкин, - жандармы нас растащили...". Друзьям поговорить толком не дали - Кюхлю спешно отправили дальше. Пушкин рванул было по грязи вслед за арестантской телегой, но дюжий фельдъегерь сгреб его в охапку и держал как безумного.
Вот что написал в своём рапорте перевозивший Кюхельбекера фельдъегерь Подгорный:
«Господину дежурному генералу Главного штаба его императорского величества генерал-адъютанту и кавалеру Потапову фельдъегеря Подгорного
РАПОРТ
Отправлен я был сего месяца 12-го числа в гор. Динабург с государственными преступниками, и на пути, приехав на станцию Залазы, вдруг бросился к преступнику Кюхельбекеру ехавший из Новоржева в С.-Петербург некто г. Пушкин и начал после поцелуев с ним разговаривать. Я, видя сие, наипоспешнее отправил как первого, так и тех двух за полверсты от станции, дабы не дать им разговаривать, а сам остался для написания подорожной и заплаты прогонов. Но г. Пушкин просил меня дать Кюхельбекеру денег, я в сем ему отказал. Тогда он, г. Пушкин, кричал и, угрожая мне, говорил, что по прибытии в С.-Петербург в ту же минуту доложу его императорскому величеству, как за недопущение распроститься с другом, так и дать ему на дорогу денег, сверх того не премину также сказать и генерал-адъютанту Бенкендорфу. Сам же г. Пушкин между угрозами объявил мне, что он посажен был в крепость и потом выпущен, почему я еще более препятствовал иметь ему сношение с арестантом, а преступник Кюхельбекер мне сказал: это тот Пушкин, который сочиняет. 28 октября 1827 года».
В 1831 году Кюхельбекер был отправлен сидеть в Свеаборг, а в 1835-м году определён на поселение в город Баргузин Иркутской губернии (ныне село Баргузин Баргузинского района Бурятии).
В Баргузине уже жил его брат Михаил Карлович, тоже сосланный декабрист. Михаил Карлович открыл в своём доме для местных жителей бесплатную школу, в которой, возможно, преподавал Вильгельм Кюхельбекер.
В ссылке Кюхельбекер продолжал писать стихи, занимался переводами с европейских и древних языков. 15 января 1837 года женился на дочери баргузинского почтмейстера Дросиде Ивановне Артеновой (1817—1886).
В дальнейшем жил в Акшинской крепости и в Кургане, где потерял зрение. 28 января 1846 года Кюхельбекеру было разрешено выехать в Тобольск на лечение, куда он прибыл 7 марта 1846 года. 11 августа того же года он скончался от чахотки.
Вот одно из его последних стихотворений, написанное в 1846 году:
Участь русских поэтов
Горька судьба поэтов всех племён;
Тяжеле всех судьба казнит Россию;
Для славы и Рылеев был рождён;
Но юноша в свободу был влюблён…
Стянула петля дерзостную выю.
Не он один; другие вслед ему,
Прекрасной обольщённые мечтою,
Пожалися годиной роковою…
Бог дал огонь их сердцу, свет уму,
Да! чувства в них восторженны и пылки, -
Что ж? их бросают в чёрную тюрьму,
Морят морозом безнадежной ссылки…
Или болезнь наводит ночь и мглу
На очи прозорливцев вдохновенных;
Или рука любезников презренных
Шлёт пулю их священному челу;
Или же бунт поднимет чернь глухую,
И чернь того на части разорвёт,
Чей блещущий перунами полёт
Сияньем облил бы страну родную. _________________ Основной форум "ДЕКАБРИСТЫ" : http://d1825.ru/
Добавлено: Пт Май 26, 2017 12:21 am Заголовок сообщения:
Литературная деятельность В.К. Кюхельбекера в Акше.
А. Фильшина
О жизни и деятельности декабристов написано очень много. Немало исследований посвящено жизни декабристов в Сибири и в Забайкалье. Но, несмотря на это, декабристоведческая тема всегда актуальна, а как писал Е.Д. Петряев - исследователь, краевед, занимавшийся серьёзно изучением жизни декабристов в Сибири: «…всё же связи сибиряков с «пионерами свободы» раскрыты лишь частично»1. Работая в прошлом году по теме «Гражданский и нравственный подвиг В.К. Кюхельбекера», я попыталась дать общую оценку жизни и деятельности В.К. Кюхельбекера. Но мне захотелось больше узнать о литературной деятельности этого замечательного поэта, друга А.С. Пушкина, который волей судьбы оказался в Сибири, в Забайкалье и в нашей далёкой Акше.
В фондах Акшинского музея хранится картина, написанная нашей местной художницей Любовью Ивановной Стаховской «На диком берегу Онона я сидел». Есть у В.К. Кюхельбекера стихотворение «Три тени», в котором он пишет о себе, о прожитых годах, вспоминает своих друзей: Александра Грибоедова, Антона Дельвига, Александра Пушкина. «Был душевный порыв, когда я прочитала это стихотворение, появился образ», - вспоминает Любовь Ивановна. Написана замечательная картина и сейчас её могут увидеть многие посетители музея.
Наши замечательные местные поэты - Б.К. Макаров, В.Т. Кобисский, работники музея, а особенно Щалпегина А.Г., проработавшая много лет заведующей музеем, собирают по крупицам материал, связанный с жизнью и творчеством декабристов, исследуют эту тему.
В 1986 году в газете «Забайкальский рабочий» Борис Константинович Макаров опубликовал стихотворение, посвящённое Вильгельму Карловичу Кюхельбекеру.
Кюхельбекер в Акше
И сыро, и серо,
Ударит ветер в стены -
Мигнёт свеча,
Задержится перо
И кажется, во всей большой вселенной
И сыро, и серо.
И сыро, и серо…
Осенний жухлый край,
Угрюмые заборы.
Глухой вороний крик.
Дворняг осипших лай.
Назойливые мелкие заботы.
Осенний жухлый край.
Осенний жухлый край…
Друзья за сотни верст,
Дороги развезло.
Зачитанный журнал
Давно по кругу пущен.
Дросида вся в себе,
В глазах немой вопрос:
За что он так её?
Друзья за сотни верст.
Друзья за сотни верст…
И всё же надо жить
Всему наперекор.
Не кончен разговор
И бой ещё не кончен.
И плеть ещё визжит,
И рабства жжет позор.
Бегут, бегут вдоль гор.
В Сибирь жандармов кони.
И всё же надо жить.
И всё же надо жить.
Попробуй, отступи -
Раздастся визг и свист.
Сломался декабрист,
Зашелся в громком плаче!
Нельзя, нельзя сойти
С нелёгкого пути.
Могилами друзей
Сей гордый путь, означен.
Попробуй, отступи.
Попробуй, отступи…
Не дрогни же, рука
Не дрогни же, рука!
Пускай горит строка
И освещает дали,
И пусть она пройдёт
Сквозь годы и века,
И людям силы даст
В дни горя и печали.
Не дрогни же, рука
Не дрогни же, рука!
Все эти сведения о В.К. Кюхельбекере, прочитанная книга Ю. Тынянова «Кюхля» и другие источники, конечно, вызвали интерес, и захотелось больше узнать о В.К. Кюхельбекере - человеке, поэте, гражданине.
Литературная деятельность В.К. Кюхельбекера началась в Лицее, учёба в котором оставила неизгладимый след в жизни Кюхельбекера. Ведь именно там он встретит своих друзей, останется верным этой дружбе на всю жизнь.
Первые стихи Кюхельбекера в лицее были встречены с иронией, его называли «метроманом»2, то есть рифмоплётом, ему писали многочисленные эпиграммы. Например:
Немчин наш гимнами лишь дышит,
И гимнами душа полна -
Да кто ж ему-то гимн напишет?
А «Гимн глупцам» Карамзина.
Было обидно, но Кюхельбекер настолько жаждал знаний. Желание писать было огромно, его не оставляло поэтическое вдохновение. Опыт пришел позднее.
Пушкин, Пущин, Дельвиг - близкие по духу, наставники и друзья.
«Добрая душа был этот Кюхель…упоение поэзией Пушкина и глубочайшее изумление гению,…остались у Кюхельбекера всегда…»1 - писал Антон Дельвиг.
Кюхельбекер всю свою жизнь будет учиться у А.С. Пушкина. Кюхельбекер стал поэтом и поддерживал в сердце своём поэтический огонь долгие годы, прежде всего, под влиянием А.С. Пушкина.
Вот несколько строк из стихотворения «19 октября» А.С. Пушкина, находящегося в ссылке, стихи, написанные к лицейской годовщине - 19 октября 1825 года:
Я пью один, и на брегах Невы
Меня друзья сегодня именуют…
Но многие ль и там из вас пируют?
Ещё кого не досчитались вы?...
Чей глас умолк на братской перекличке?
Кто не пришел? Кого меж вами нет?
И вот стихи Кюхельбекера, написанные к лицейской годовщине - 19 октября 1837 года, стихи, которые больно читать:
А я один средь чуждых мне людей
Стою в ночи, беспомощный и хилый,
Над страшной всех надежд моей могилой,
Над мрачным гробом всех моих друзей.
В тот гроб бездонный, молнией сраженный,
Последний пал родимый мне поэт…
И вот опять Лицея день священный;
Но уж и Пушкина меж вами нет!4
В этих строках Кюхельбекер - прямой преемник Пушкина, и в ситуации и в лицейской традиции.
Но и Пушкин и Дельвиг ещё в юности именно от Кюхельбекера услышали вдохновенные слова о великом предназначении поэта - пророка, голоса души народа, увидели в чудаке Кюхле пример гордого самоотречения во имя поэзии в высшем смысле этого слова. Ю. Тынянов писал, что первое напечатанное стихотворение Пушкина «К другу стихотворцу», обращено, именно, к Кюхельбекеру.
В 1817 году Кюхельбекер окончил Лицей с серебряной медалью. Перед ним и его друзьями открывалось блестящее будущее.
Служа в Министерстве иностранных дел, ведя преподавательскую деятельность, давая частные уроки, Кюхельбекер оставался поэтом, продолжая писать оды, послания, стихи, трагедии. Его литературная деятельность была многоплановой и разносторонней.
Поездка за границу, встреча с немецким поэтом Гёте, бурлящая Европа - всё это оставило неизгладимое впечатление у Кюхельбекера.
В 1840 году, находясь в Акше, он вспоминал Париж и называл себя человеком, которому:
…Рукоплескал когда-то град надменный,
Соблазн и образец, гостиница вселенной…5
«Друзья за сотни верст…»
Творческий поиск, неуемная энергия, неутомимость давали темы для литературной деятельности. Дружба и встречи с Александром Грибоедовым (вначале на Кавказе, затем в Петербурге) повлияли на формирование мировоззрения Кюхельбекера - поэта-декабриста. Они переписывались, советовались, прислушивались к мнению друг друга. Весной 1825 года в Петербурге была их последняя встреча.
Не случайно В.К Кюхельбекер оказался на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. «Революционный»6 дух Лицея жил в нём всегда.
Вильгельм Карлович был осужден по 1-му разряду к смертной казни, в дальнейшем, «по милости монарха»7, заменённой на одиночное заключение сроком на 10 лет и вечное поселение в Сибирь. Поселение в Сибири оказалось действительно вечным: он умер за 10 лет до амнистии, объявленной Александром II.
Но дух Кюхельбекера в заточении не был сломлен. Вначале были письма, затем появилась возможность писать. 30 тысяч стихотворных строк написал Кюхельбекер за время заключения: поэмы «Давид», «Сирота», «Юрий и Ксения» и другие, сатирическая драма «Иван - купеческий сын», стихи, проза.
«Только одна мысль владела им, только одна забота оставалась в жизни - напечатать написанное, вернуться в литературу, пусть безымянным, но вернуться…».8
В.К. Кюхельбекер в Акше
14 декабря 1835 г. начинается новый этап в жизни В.К. Кюхельбекера - освобождение из заключения. Кюхельбекер «определён навечно»9 в Сибирь.
С декабря 1835 года до лета 1839 года В.К. Кюхельбекер жил на поселении в Баргузине. Это был для него непростой период: ему не разрешали печататься, материальные проблемы приводили в уныние, поэтому, когда появилась возможность уехать, он согласился.
Летом 1839 года в Баргузин приехал комендант Акшинской крепости А.И. Разгильдеев и предложил Вильгельму Карловичу место учителя для своих дочерей Анны и Вассы с содержанием 800 рублей в год. Одной из причин переезда в Акшу было то, что Вильгельм Карлович надеялся, что в Акше он сможет заняться и литературным трудом, что было главным смыслом его жизни.
В октябре было получено разрешение Бекендорфа на переезд в Акшу. Надо было распорядиться урожаем, подготовиться в трудную дорогу. 19 января семья Кюхельбекера отправляется в Акшу, заехав по пути в Селенгинск и Кяхту для встречи с Бестужевыми.
В феврале 1840 года семья прибыла на поселение в Акшу. О жизни, творчестве в Акше поселенец полно и подробно оповещает в своём удивительном документе-дневнике. В нём есть всё: стихи, критика, талантливые рецензии на прочитанные произведения, сообщения о делах семейных и хозяйственных.
Акшинский период Вильгельм Карлович считает самым светлым, самым благоприятным периодом своей невольной жизни. Здесь он обрел друзей: весьма расположенные к нему семьи братьев Разгильдеевых Николая, Евграфа, Василия и Александра Ивановичей, детей которых на выгодных условиях для него, обучал Вильгельм Карлович. Его учениками были и дети казачьего офицера Истомина, Прокопий и Петр. У него обучалась дочь Елизаветы Ивановны (сестра Разгильдеевых), а также обучались дети Д.М.Кандинского. В общей сложности Вильгельм Карлович давал уроки словесности, истории, географии и французского языка постоянно и периодически двенадцати ученикам. За обучение декабрист зарабатывал в год 3-4 тысячи рублей, что дало ему возможность расплатиться с баргузинскими долгами.
Благодаря поддержке и дружеским творческим связям с образованными людьми Забайкалья В.К.Кюхельбекер получал большое количество изданий, в том числе и литературные новинки.
У декабриста радостное событие: в Акшу привезли новые книги. В дневнике запись: «Приехал сюда новый вахтер и привез мне поклон от Шапошникова. потчевал он своими книгами, а именно: «Милодором Георгом», «Венциеном».10
9 мая 1841 года Кюхельбекер записал в своём «Дневнике»: «Я получаю теперь здесь письма из Петербурга, Неаполя и книги, посланные из Дармштадта (от Жуковского)…Теперь в Даурии играют на рояле, проходят литературу, знают Расина, Шиллера, Байрона, говорят даже немного по-французски, а ведь недавно человек, который умел читать, здесь почитался чудом».11
В Акше Кюхельбекер познакомился с А.А. Мордвиновым (1813-1872 г.г.) - литератором, педагогом, который преподавал в Нерчинском уездном училище и успешно практиковал обмен книгами среди декабристов. Основной темой их беседы, конечно же, была литература. Прощаясь, декабрист посвятил гостю такие строки: «Прощай, приятель! Не забудь отшельника. В его больную грудь ты пролил утешение».11
6 июня этого же года Кюхельбекер записывает в дневнике: «Провел неделю, в которой отстал от своих занятий, зато познакомился с очень милым человеком, М.А. Дохтуровым» (речь идет о Нерчинском докторе). Кюхельбекер характеризовал его так: «…пишет стихи, рисует, стреляет метко из пистолета…умен, любезен, вспыльчив, благороден, скуп - словом, европеец».12
Дохтуров, покидая Забайкалье, ответил строками, которые Кюхельбекер записал в своём дневнике (1840):
Минута жизни, но удалой,
Отрадней многих тяжких лет,
И лучше гибнуть, но со славой,
Чем прозябать без бурь и бед.
О, не жалей же о свободе,
Ни о былом, знакомец мой,
Ты вечен в памяти народа,
А я всё в гроб возьму с собой.13
В Акше у декабриста в гостях побывал Николай Пущин - чиновник Министерства юстиции, брат И.И.Пущина. Здесь состоялись встречи Кюхельбекера с чиновниками управления Восточной Сибирью: И.С.Сельским, А.Н.Таскиным - горным инженером из Нерчинска, Л.Ф.Львовым - петербургским чиновником, А.В.Пятницким - Иркутским гражданским губернатором, Н.И.Любимовым - начальником миссии в Китае.
Еще в Баргузине у декабриста завязались польские связи. В Акше же он знакомится с двумя поляками - революционерами -Константином Савичевским и Александром Краевским. С последним связывала педагогическая деятельность в семье Е.И. Разгильдеева, кроме того, Кюхельбекер консультировал Александра во время перевода «Фауста» Гете на польский язык.
Савичевский и Кюхельбекер сблизились в Акше сразу. У них были общие ученики, первый преподавал музыку. 7 октября 1840 года запись в дневнике: «Истомин для нас затеял семейный бал, и представьте себе, я, старый хрыч, плясал без отдыха кадрили, мазурки, вальсы и бог знает что еще..».14
Константин Осипович Савичевский стал первым слушателем драмы «Итальянец», трех глав «Ижорского», он же был первым критиком поэта. Благодаря Савичевскому декабрист не потерял интереса к польской культуре. Польскому другу поэт посвящает драматическую сказку «Иван - купеческий сын», и в «Посвящении» называет его «истинным ангелом-утешителем». 30 ноября в дневнике запись: «Расстался я со своим милым Константином…увы! С последним другом расставанье!».15
Записи в дневнике говорят о связях с издателями высокопоставленных лиц: «Руперт (генерал-губернатор Восточной Сибири) принял посвящение моих «Шуйских» и хлопочет о том, чтоб их напечатать», «а губернатор (А.В.Пятницкий) очень милый человек, он мой старый знакомец и помнит, как мы обедали вместе в дворцовом карауле.»,16 - записал В.К.Кюхельбекер 28июня 1840 года.
В Акшу ему писал воспитатель царских детей, «отец русского романтизма» - Василий Андреевич Жуковский. «Кюхельбекер в Акше получил письмо от Жуковского из Дармштадта…Сверх того, он прислал мне свои и Пушкина сочинения…»,17 - гласит запись от 9 ноября 1840 года.
Интересные встречи, поток литературы, письма, литературное творчество… Здесь он закончил «Ижорского», принялся за роман, который задумал ещё в крепости. Пошли лирические произведения, которые были посвящены своей ученице Аннушке Разгильдеевой - 15-ти летней девушке, в которую он был влюблен:
Если путник утомлённый
Обретёт в степи сухой
Цвет душистый и смиренный,
Воскресает он душой:
Обещает цвет прекрасный
Вечер сладостный и ясный
После тягостного дня.
«Ждёт меня ручей прохладный,
Роща под твой щит отрадный
Примет он с утра меня», -
Так шепнул пришлец усталый
И сорвал цветочек алый
И к устам его прижал.
Друг! и я было устал:
Горьки были испытанья,
Ношу тяжкого страданья
Средь пустынь, и тундр, и скал
Я влачил в краю изгнанья, -
Вдруг ко мне порхнула ты,
Будто с горней высоты
Ангел мира, ангел света,
Из-за грозных чёрных туч
Мне мелькнул весёлый луч,
Луч радушного привета:
Дол угрюмой темноты
Вкруг меня ты озарила
Блеском детской красоты.
Мне дана обратно сила,
Я с судьбой мирюся вновь:
Здесь знакомым чем-то веет,
Здесь семьи моей любовь
Душу труженика греет.».18
Юрий Тынянов в своем романе «Кюхля» трогательно и лирично описал этот период жизни поэта.
12 декабря 1842 года Вильгельм Карлович печалился: «Я не могу похвалиться счастием: люблю жену всей душою, но мои поступки часто её огорчают, потому что она нередко их совершенно превратно толкует. Впрочем, она добра, и я должен с нею поступать как с ребёнком, потому что у неё ум истинно младенческий. Да укрепит её Господь перенесть жизнь и судьбу, так тесно связанную с моей. Здешних она почти никого не любит: своих Баргузинских слишком, хотя те вовсе не более достойны любви. По нелюбви к здешним жителям она почти всегда одна, никуда не ходит, между тем как я, по занятиям своим проводить ¾ дня вне дома». «Друзья мои, вам жаль поэта?».19
27 марта 1842 г. - умер рожденный в Акше сын Иван, в 1843 году родилась дочь Юстина. Семья Разгильдеевых переезжает в Кяхту. После их отъезда, Кюхельбекер лишился основного дохода от преподавательской деятельности. Жизнь семьи становилась трудной. Грустный прогноз сложился у Вильгельма Карловича.
«В 1843 и 1844 годах сделался неурожай, в 43-м не выходил с серпом в поле: всё дотла выжгло; в 44-м не воротил я своих семян. После отбытия Разгильдеевых каждая книжка в Акше стала явлением, какою-то кометою; её завозил разрозненную, растрёпанную и засаленную какой-нибудь пьяный заседатель».20
Кюхельбекер, обеспокоенный материальным положением семьи, а так же ухудшением здоровья стал подавать прошение о переводе его в Кяхту. Но последовал отказ.
9 июня 1844 года пришел ответ от графа Бенкендорфа о том, что разрешено «Вильгельма Кюхельбекера переселить в Смольную слободу, Курганского уезда Тобольской губернии».21
Закончилась еще одна страница жизни Кюхельбекера. Этот период в Акше он считал самым счастливым и плодотворным. Но обстоятельства опять оказались сильнее. Результатом прошений стал перевод Вильгельма Карловича в Западную Сибирь.
В. К. Кюхельбекер, несомненно, сыграл большую роль в общественном и культурном развитии Забайкалья, моей малой родине - Акше. Под его влиянием оживились культурные, литературные интересы. Его литературное творчество в Сибири - результат личного мужества, напряженного труда, который не смогли сломить жесточайшие условия жизни.
Работая над данной темой, я как бы окунулась в ту далёкую эпоху, познакомилась с творчеством В.К. Кюхельбекера, прочитала многие его литературные произведения, много узнала о жизни этого бесстрашного человека. С большим желанием и интересом я могу передать свои знания другим. Но, думаю, на этом изучение жизни и творчества В.К. Кюхельбекера я не могу закончить. У меня появилось столько вопросов, пожалуй, больше, чем я узнала: дружба с А.С. Пушкиным, лицейский период, подготовка восстания и многое-многое другое - с чего начиналось, как происходило. Я нашла много источников - монографий, статей, воспоминаний и свою исследовательскую работу я хочу продолжить.
Проследив судьбу Вильгельма Карловича Кюхельбекера, убеждаемся в правоте слов Юрия Тынянова о том, что: «Поэтическая судьба Кюхельбекера - это, быть может, наиболее яркий пример уничтожения поэта, которое произвело самодержавие».22 И не только как поэта, но и литератора, критика, переводчика. Как бы ни старалось самодержавие, «убивая» его морально своими отказами печатать произведения поэта, литературные труды Кюхельбекера не были утрачены.
На протяжении всего срока наказания, включая и крепостное заключение, нигде не отмечается что-либо об изменении его политических взглядов. Кюхельбекер никогда не просил о помиловании, всё это заслуживает уважение. К тому же одну из установок декабристов - нести просвещение в народ, Вильгельм Карлович выполнил в полной мере.
Как гражданин и как поэт Кюхельбекер заслуживает, чтобы о нём знали и помнили. Он выполнил свой долг служения Родине.
Жива и неизгладима память в Акше о декабристах. В Акшинском музее собраны значительные материалы, интересные документы о жизни и деятельности декабристов в нашем крае. Одна из улиц Акши переименована в улицу Декабристов, другая с 26 ноября 1983 года носит имя В.К. Кюхельбекера.
Интерес к теме «Декабристы» не иссякает. Это наша история, это наша память. И мы благодарны этим людям, декабристам, за их беспримерный подвиг во имя жизни и счастья других.
Примечания (ссылки)
1. Е. Петряев. «Живая память», Москва, «Молодая гвардия», стр.58.
2. Сб. «Сибирь в поэзии декабристов», Иркутск, Вост-сиб.изд., стр.62.
3. Дельвиг А.А., Кюхельбекер В.К. «Избранное», Москва, 1987, стр.229.
4. Сб. «Сибирь в поэзии декабристов», стр.84.
5. Е. Петряев. «Живая память», стр.85.
6. Йосифова Б. «Декабристы», Москва, изд. «Прогресс», стр.112.
7. Коржов С.Н. Узник Кексгольма. «Сибирь и декабристы», выпуск 5, стр.64.
8. Васильев А. «С надеждою быть России полезным…», Свердловск, 1986, стр.109
9. Баганова Е.В. «В.К. Кюхельбекер на поселении в Сибири», Улан-Удэ, 2001, стр.96.
Вы не можете начинать темы Вы не можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете голосовать в опросах